Надеюсь, вам будет интересно меня читать.
среда, 27 августа 2014
[email protected]
Strannica_0, приветствую вас в постоянных читателях. Рад вас видеть.
Надеюсь, вам будет интересно меня читать.
Надеюсь, вам будет интересно меня читать.
понедельник, 25 августа 2014
Часто у меня в голове возникают мысли о том, как исправить жизни других людей.
Я смотрю и вижу, где эти люди сломаны и в какую сторону им нужно двигаться, чтобы достичь выздоровления.
Это может быть человек на улице. Какая-нибудь бабушка, женщина, даже ребенок, кто угодно. Я смотрю в их лица, морщинистые, отяжеленные жизнью, еще не утратившие свет и чувствую, что есть, существуют в мире слова, которые могут разжечь этот свет так ярко, как звезды горят в самую темную летнюю ночь.
Я знаю эти слова, знаю последовательность, с которой их нужно произносить, но я никогда их не скажу.
И причины этого очень просты - я не имею никакого права вмешиваться в ход жизни других людей. Вовсе не потому не имею, что я недостоин, хоть это и так, но потому, что эти люди имеют право на то, чтобы дойти до всего самостоятельно, или умереть так ничего и не поняв.
Был бы я доволен, если бы ко мне тогда, несколько лет назад, подошел кто-то и сбив меня с ног прямым ударом кулака в лицо, начал пинать ногами до тех пор, пока изо рта моего не полилась кровавая пена и я не закричал извинения. «Прости, - кричу я, - прости, я больше так не буду»
- Чего ты не будешь? У кого ты просишь прощения? - спрашивает он, продолжая бить меня носком сапога по ребрам.
- Я не буду больше плохим человеком, который не любит себя и не любит других.
- А каким ты будешь, дружище? - нога, занесенная для удара, останавливается вместе со знаком вопроса на полпути.
- Я буду хорошим, я буду внимательным, я буду таким, как в книжке Дейла Карнеги, с друзьями, любить всех буду и хвалить.
Изо рта моего на подбородок брызжут красные слюни, пока я говорю, из глаз текут слезы, мне больно, мне плохо.
- То то же, мать твою, - говорит этот учитель жизни, - через месяц я проверю, усвоил ли ты собственный урок, ублюдок.
Я смотрю и вижу, где эти люди сломаны и в какую сторону им нужно двигаться, чтобы достичь выздоровления.
Это может быть человек на улице. Какая-нибудь бабушка, женщина, даже ребенок, кто угодно. Я смотрю в их лица, морщинистые, отяжеленные жизнью, еще не утратившие свет и чувствую, что есть, существуют в мире слова, которые могут разжечь этот свет так ярко, как звезды горят в самую темную летнюю ночь.
Я знаю эти слова, знаю последовательность, с которой их нужно произносить, но я никогда их не скажу.
И причины этого очень просты - я не имею никакого права вмешиваться в ход жизни других людей. Вовсе не потому не имею, что я недостоин, хоть это и так, но потому, что эти люди имеют право на то, чтобы дойти до всего самостоятельно, или умереть так ничего и не поняв.
Был бы я доволен, если бы ко мне тогда, несколько лет назад, подошел кто-то и сбив меня с ног прямым ударом кулака в лицо, начал пинать ногами до тех пор, пока изо рта моего не полилась кровавая пена и я не закричал извинения. «Прости, - кричу я, - прости, я больше так не буду»
- Чего ты не будешь? У кого ты просишь прощения? - спрашивает он, продолжая бить меня носком сапога по ребрам.
- Я не буду больше плохим человеком, который не любит себя и не любит других.
- А каким ты будешь, дружище? - нога, занесенная для удара, останавливается вместе со знаком вопроса на полпути.
- Я буду хорошим, я буду внимательным, я буду таким, как в книжке Дейла Карнеги, с друзьями, любить всех буду и хвалить.
Изо рта моего на подбородок брызжут красные слюни, пока я говорю, из глаз текут слезы, мне больно, мне плохо.
- То то же, мать твою, - говорит этот учитель жизни, - через месяц я проверю, усвоил ли ты собственный урок, ублюдок.
Приветствую Taaffeite
Рад вас видеть в постоянных читателях.
Надеюсь, что мрачность моих текущих мыслей не отпугнет вас слишком поспешно.
Рад вас видеть в постоянных читателях.
Надеюсь, что мрачность моих текущих мыслей не отпугнет вас слишком поспешно.
Когда тебе плохо, ты хочешь поделиться с кем-нибудь своей душевной пустотой, представить кого-то рядом с тобой, кто сможет хотя бы попытаться понять, или сделать вид, что пытается. Конечно же - это страшный самообман, да и бесчестие, использовать людей подобным образом. Но тебе все равно, ты делаешь это в любом случае, не жалея никого, а особенно тех, кто лучше тебя и в силу этого обстоятельства, более добр, более внимателен и меньше осквернен мыслями о собственной ничтожности. Да и нет в нем, или в ней ничего похожего на тебя, потому что такие же мысли и тревожные соображения могут родиться только в больной душе, измученной неуверенностью и мертвенным безмолвием светлой части ее сущности. Ты можешь говорить об этом сколько угодно. Брехать без умолку о том, как тебе тяжело жить с твоей темнотой, но никто не разбавит ее своим светом, никто не обязан, да и не имеет права отдавать тебе, беспокойному демону твоего эгоизма, то единственное, что делает твоего ближнего человеком, которого ты все еще можешь назвать другом.
Еще странно, что людям кажется, несмотря на то, что они несут сплошным потоком ничего не значащую бессмыслицу, что сказанные, или написанные ими слова, стоят того, чтобы тратить на них время. Я вижу себя диким необузданным мизантропом, что-то вроде бешеной собаки с бородой пены на морде. Я хочу выразить свою злобу и ненависть и для этого у меня есть, как и у собаки, только одно единственное средство - брехня. Я выражаю и говорю. Гнев вытекает из меня, как молоко из надтреснутого глиняного сосуда. Медленно я перестаю быть злым и становлюсь пустым, таким же пустым, как обычно.
Что-то мелькает на горизонте, ненадежное, обманчивое, заставляющее испытывать надежду и не дающее мне сказать самому себе, что пора расслабиться и прекратить борьбу. Да и ради чего эта борьба с собственной человечностью? Кто сказал, что она принесет мне хоть что-то кроме беспокойства? Никто мне этого не говорил. Я просто сам, нарочно. взял и заставил себя мучаться, заставил себя не видеть в себе человека, а видеть одно сплошное бесчестие. Как будто я где-то услышал и воспринял слишком серьезно, что такое отношение к себе и к миру, хоть и кажется на первый взгляд чем-то неестественным, но по прошествии времени даст плоды в виде бесконечного покоя, рожденного пониманием каких-то истин. И я пока не знаю, каких именно. Как будто вся моя жизнь, наполненная бессмыслицей и бесцельными страданиями - это преддверие чего-то волшебного, преддверие вознаграждения. Но скорее всего, и это почти наверняка, я просто нашел оправдание тому оцепеняющему страху, который живет во мне после того, как я потерял что-то важное, фундаментальное, что-то, что поддерживало меня до этого. Теперь, несколько лет уже не находя ничего взамен, я решил, что заменой может стать эта пустота. Я обустроил ее по своему разумению, обставил ветхой мебелью и попытался устроиться поудобнее, насколько это возможно в таком неуютном месте, продуваемом со всех сторон промозглыми ветрами.
Что-то мелькает на горизонте, ненадежное, обманчивое, заставляющее испытывать надежду и не дающее мне сказать самому себе, что пора расслабиться и прекратить борьбу. Да и ради чего эта борьба с собственной человечностью? Кто сказал, что она принесет мне хоть что-то кроме беспокойства? Никто мне этого не говорил. Я просто сам, нарочно. взял и заставил себя мучаться, заставил себя не видеть в себе человека, а видеть одно сплошное бесчестие. Как будто я где-то услышал и воспринял слишком серьезно, что такое отношение к себе и к миру, хоть и кажется на первый взгляд чем-то неестественным, но по прошествии времени даст плоды в виде бесконечного покоя, рожденного пониманием каких-то истин. И я пока не знаю, каких именно. Как будто вся моя жизнь, наполненная бессмыслицей и бесцельными страданиями - это преддверие чего-то волшебного, преддверие вознаграждения. Но скорее всего, и это почти наверняка, я просто нашел оправдание тому оцепеняющему страху, который живет во мне после того, как я потерял что-то важное, фундаментальное, что-то, что поддерживало меня до этого. Теперь, несколько лет уже не находя ничего взамен, я решил, что заменой может стать эта пустота. Я обустроил ее по своему разумению, обставил ветхой мебелью и попытался устроиться поудобнее, насколько это возможно в таком неуютном месте, продуваемом со всех сторон промозглыми ветрами.
Начинаю вести новый дневник.
Это всегда очень тяжело, начинать. Нет никого, кто это прочитает, нет никого, кто мне помешает.
Полная свобода, ограниченная страхом неизвестного.
В этом дневнике я буду ежедневно выкладывать свои мысли, рассказы из моей жизни и просто рассказы.
Одно от другого иногда будет отличить сложно, но я думаю, что люди способны на многое и верю, что с таким пустяком они разберутся.
Хотя, повторюсь, мне кажется, что никто читать это не будет, ни одна живая душа.
Поэтому я буду представлять, что разговариваю с каким-нибудь из своих любимых писателей, желательно из тех, что уже мертвы.
Я где-то слышал, что это неплохой способ держать свои мысли в порядке и говорить только то, что стоит того, чтобы быть произнесенным.
Это всегда очень тяжело, начинать. Нет никого, кто это прочитает, нет никого, кто мне помешает.
Полная свобода, ограниченная страхом неизвестного.
В этом дневнике я буду ежедневно выкладывать свои мысли, рассказы из моей жизни и просто рассказы.
Одно от другого иногда будет отличить сложно, но я думаю, что люди способны на многое и верю, что с таким пустяком они разберутся.
Хотя, повторюсь, мне кажется, что никто читать это не будет, ни одна живая душа.
Поэтому я буду представлять, что разговариваю с каким-нибудь из своих любимых писателей, желательно из тех, что уже мертвы.
Я где-то слышал, что это неплохой способ держать свои мысли в порядке и говорить только то, что стоит того, чтобы быть произнесенным.
Приветственный пост для всякого, кто сюда заглянет.